В день 150-летнего юбилея Людмилы Старицкой-Черняховской вспоминаем историю блестящей аристократки, писательницы, которая так никогда и не согласилась жить по советским стандартам.
Во времена Российской империи она была первым поколением украиноязычной интеллигенции Киева, а в СССР стала жертвой одного из первых политических процессов против украинской интеллигенции.
Первое поколение
В семидесятых годах XIX века в киевском ботаническом саду начали гулять необычные дети, вызвали зачудовану и не всегда благосклонное внимание прохожих. Хорошо одетые, вежливые, с виду таки «барские» мальчики и девочки чем-то разговаривали…на украинском.
Причем, для тех, кто хотел прислушаться, — она все-таки отличалась от языка, применяемого няньками малышей. Произведенной литературным украинским начало с детства говорить именно поколения, к которому принадлежала Людмила Старицкая.
Ее друзьями были Лариса и Михаил Косачи. Порой их даже высмеивала на улице «благородная» публика. Впрочем Людя (ее домашнее имя) имела гордый нрав, издевки только впевнювали ребенка в собственной правоте. На тогдашний Мариинско-Благовещенской (ныне Саксаганского) рядом жили Косачи, Старицкие, Лысенко, Житецькі — такие себе «соединенные штаты», как называли они свое соседство.
Михаил Старицкий, поэт, драматург, романист, отказался от узвичаєної в их аристократической семье карьеры военного. Его над все манил театр.
Детей специально учили дома, чтобы уберечь от влияния официальной гимназической программы. Людмила Старицкая и через много лет не без почтительного страха вспоминала, как «дядя Коля» (ее мама — это сестра Николая Лысенко София Витальевна) совсем малой заставлял ее, безжалостно лишая дачного летнего приволья, писать украинские диктанты. И то выбирал не какие-то детские тексты, читал отрывки из Нечуя-Левицкого.
Литературная карьера
Литература в конце концов и стала его профессией. Театральный проект Михаила Старицкого оказался катастрофически убыточным. Поэтому с конца восьмидесятых на жизнь приходилось зарабатывать преимущественно пером. Людмила становится папиным соавтор.
Вместе берутся за роман «Богдан Хмельницкий». Изображая гетмана и его сутки, прозаики ставили перед собой сложную сверхзадачу. Это был один из многочисленных тогда актов сознательного культурного сопротивления.
Дело в том, что трилогия Генрика Сенкевича «Огнем и мечом» как раз приобретала невероятную популярность. Украинцы в ней возникали степными дикарями, а побуждением к большой войне называлась лишь личная обида субботовской шляхтича.
Старицкие же хотели дать собственное видение, украинскую версию борьбы под предводительством Хмельницкого.
А уже с началом нового века целое их поколение киевской «плеяды» оказывается в водовороте политической борьбы. 1905 был наконец отменен злополучний Эмский указ о запрете украинского печати. Появляются новые журналы, газеты, политические организации. Семья Старицких принимает во всей этой работе якнайдіяльнішу участие.
В годы Первой мировой, когда надежды на возникновение государства стали как никогда реальными, Людмила Старицкая сотрудничает с Обществом Украинских Прогрессистов. Становится членом Центрального Совета, занимается организацией культурно-художественной жизни.
19 марта 1918 она после президента Грушевского произносит траурную речь во время похорон героев Крут. Многих из этих погибших юношей она хорошо знала.
Литературный салон
Сосуществование с победителями давалось ей нелегко. Советскую идеологию категорически не принимала. Людмила Михайловна устраивает у себя дома литературный салон, где бывали самые яркие молодые авторы. Частыми гостями стали Валерьян Пидмогильный, Григорий Косынка, Борис Антоненко-Давидович.
Зарабатывать на жизнь приходилось переводами. Талант и опыт здесь помогали не всегда. Как раз шла украинизация оперы, либретто хорошо платили. Но, скажем, заказав «Аиду», ей приказали избежать слова «царь» как идеологически «вражеского».
Задача же невыполнимая, потому что, как шутила Людмила Михайловна, «предсовнарком» ни в ямб, ни в хорей, ни в музыку не уместится. Да и до египетского сюжета он как-то не подходил…
А времена поступали все подлее. В конце двадцатых арестовали дочь Людмилы Михайловны, красавицу Веронику. У нее был страшный «грех» перед революционной властью: поехав с отцом-врачом в Германию, вышла там замуж. И хотя за год с мужем развелась, но как не считать ее немецкой шпионкой!
Ссылка и смерть
Впрочем, для громкого процесса Союза Освобождения Украины, этой «оперы СВУ на музыку ГПУ», Вероника выдалась, пожалуй, мелкой добычей.
Зато на скамье подсудимых оказались ее родители. Обвинение сформулировали очень легко: ведь тот литературный салон в интерпретации прокуроров как раз и был злополучною антисоветской вредительской организацией. А стихи, которые там читались, подрывали советскую власть и не возрождали капитализм.
На том процессе логика в расчет не бралась. СВУ, знаем, существовала лишь в воображении гепеушників. Но что подсудимые, ведущие украинские интеллектуалы преимущественно старшего поколения, работали для освобождения и развития Украины, — нечего возразить.
Людмила Старицкая держалась очень достойно, виновной себя не признавала, наоборот, это в ее речах и ответах звучали обвинительные нотки в адрес украиноненавистнической власти.
Тюремный срок вскоре заменили ссылкой в город Сталино — так тогда назывался Донецк. Ее муж — профессор-гистолог Александр Черняховский, стал в городе одним из организаторов медицинского вуза.
Возвращение в Киев не принесло супругам радости. Вскоре снова арестовали Веронику. Ее расстреляли в Киеве 1938. Но матери об этом не сказали. Она писала во все самые высокие инстанции, искала встреч с советскими чиновниками. Женщине посоветовали слать посылки во все женские політізолятори.
Мол, откуда посылка не вернется, там и находится дочь. И семидесятилетняя мать снова уехала в Сибирь. Ей все время говорили, что Вероника отбыла этапом куда-то еще дальше.
Одинокая, затравленная властью, доживала в Киеве, бдительно сохраняя семейный архив. А 20 июля 1941, — гитлеровцы вот-вот должны были войти в Киев, — Старицьку арестовывают, обвиняя в том, что у нее прогерманской настроения и она якобы собирается работать в правительстве, который создадут оккупанты.
Это было продолжение сталинского террора против украинской элиты. Тогда вывезли целую группу украинских деятелей, все они трагически погибли. Людмила Михайловна умерла в дороге. До сих пор не знаем, в какой безымянной могиле ее похоронено.
Ее архив зорко берегла племянница — Ирина Стешенко, и сама «госпожа Арина», стала для киевских шестидесятников олицетворением живой культурной памяти.
В ее заваленной бумагами, книгами, мемориальными вещами маленькой квартире будто возродился литературный салон Людмилы Старицкой. Так, несмотря на все, преодолевалась культурная амнезия нации.
