На безразличие государства к проблемам культуры сейчас не жалуются разве ленивые. Но как развивалась литература, как выходили книги, создавались музеи и театры, когда государства не было и надеяться на ее бюджет не выпадало?

Вера Агеева

Литературовед, критик, профессор Киево-Могилянской Академии.

«В год столетнего юбилея Украинской Народной Республики хочется вспомнить достойные уважения имена и поступки.

Несмотря на то, что оружие проиграла, украинцам много чего удалось в отстаивании культурного суверенитета.

Эти рассказы — истории культурного сопротивления, тихого сопротивления, который позволил в конце концов независимость Украины».

Ведь вся наша классика XIX века, от знаменитой «Энеиды» Котляревского начиная, исходила в основном за деньги меценатов и поклонников.

Евгений Чикаленко, помещик, общественный деятель, который все свои большие состояния потратил на поддержку политических и культурных проектов, шутил, что Украину надо любить не только до глубины души, а еще и до глубины своего кармана.

Второе, очевидно, труднее, однако если бы таких людей не было, мы бы сегодня попросту не имели классического словесности и художественной традиции.

Часто меценатам, которые прежде всего были озабочены развитием украинской словесности и, несколько по-старосветском выражаясь, славой и достижениями родного отечества, еще и приходилось нарываться на презрение самих создателей.

Поэты, как известно, люди капризные. Вот, скажем, Иван Котляревский ужасно обиделся на конотопского помещика Максима Парпуру, который вопреки желанию автора напечатал за свой счет «Энеиду» (указав, разумеется, имя писателя).

Рассердился так, что в следующем разделе даже поместил своего мецената … среди крупнейших грешников в аду.

Геенна огненна изображена в поэме очень колоритно и смаковито, и вместе с развратный, прелюбодеями, клеветниками, лжецами, грабителями и прочее, прочее — «некую особу мацапуру // там печали тиснули на шашлыка». За то, что отдавал «чужое в печать». Однако таких неблагодарных авторов было все же не слишком много.

Средства помещика Петра Мартоса появилось первое петербургское издание «Кобзаря» Тараса Шевченко.

А еще через 20 лет, 1860-го, сахарозаводчик Платон Симиренко выделил на публикацию полного «Кобзаря» (это было последнее прижизненное издание) 1100 рублей.

Из частных коллекций украинской старины появились и первые музеи. Не выжили бы без денежных дотаций и театральные коллективы.

Скажем, Михаил Старицкий продал имение, чтобы удерживать созданный тогда «театр корифеев». А знаменитая прима Мария Заньковецкая отклонила предложение перейти в столичную петербургскую труппу, несмотря на несопоставимо более высокие гонорары.

А уже от 1863 года, когда после польского национального восстания испуганное правительство издает печально известный валуевский циркуляр с запретом изданий на украинском языке, поддержка и распространение книг и спектаклей стали противоправной деятельностью.

Однако указ царского министра внутренних дел Петра Валуева действовал не слишком эффективно. И книжки выходили, и альманахи появлялись, и спектакли ставили.

Дело в том, что Старая киевская Громада, тогдашний теневое правительство Украины (Владимира Науменко таки не совсем в шутку называли гетманом), сумела в значительной степени нивелировать усилия власти.

Организовали книгоиздательскую базу в Галичине, наладили распространение этих зарубежных изданий на Приднепровье.

А еще прибегли к найпевнішого в насквозь коррумпированной Российской империи средства: собрали деньги и дали взятку не кому-нибудь, а таки же столичном петербургском цензорові. И какое-то время тот охотно закрывал глаза на появление незаконных «сепаратистских» книг.

Громадовцы купили газету «Киевский телеграф» и по возможности использовали ее для пропаганды своей идеологии. Еще одной «преступной» их акцией стало создание Юго-Западного отдела российского географического общества.

С точки зрения власти, там велась щонайнебезпечніша подрывная деятельность — выдавались этнографические и исторические материалы. Проводились научные собрания, украинистика когда и не становилась отдельной академической дисциплиной, то по крайней мере попадала в поле зрения серьезных ученых.

Что же, борьба за власть между победителями и побежденными — это всегда борьба за ремонт, товары. Даже совсем уже безчільний узурпатор стремится легитимизировать свои завоевания и благородно выглядеть в глазах соседей. Поэтому отдел географического общества вскоре закрыли, взвесив на доносы искренних патриотов.

Следующий указ, который еще более жестко запрещал уже раз запрещено, в 1876 году, должен подписать сам император. Реакция опять же не замедлила.

Старая Община отправляет в Швейцарии Михаила Драгоманова (ему на то время запретили преподавать в университете Святого Владимира как политически неблагонадежному) и финансирует украинскую типографию.

Журнал «Община» стал рупором украинской идеи. В Женеве вышел и Шевченко «Кобзарь», и роман Панаса Мирного «Разве ревут волы, как ясли полные?», и ряд других классических произведений.

Все это в большой степени обеспечивалось финансовой поддержкой Василия Симиренко. Масштабы его меценатской деятельности впечатляют.

Симиренко был одним из самых успешных сахарных магнатов. Получив специальность инженера-технолога в Париже и усовершенствовав переработку сахара, стал очень состоятельным человеком. Первым наладил производство пастилы — до тех пор она считалась деликатесом импортным.

Симиренко содержит целый ряд изданий. Его деньги выходила знаменитая «Киевская старина», он финансировал ли не все заметные проекты киевской Старой Общины. По завещанию громадовского комитета было передано десять миллионов рублей.

Причем Василий Федорович не давал денег на политическую деятельность, считал нужнее образование и культурничество. Без этого никакая революция, по его мнению, не принесет пользы. Такой точки зрения придерживалась значительная часть громадовцев, ее апологетом был прежде всего Владимир Антонович.

Поддерживать надо было не только публикацию книг, но и самих писателей. Наконец, серьезное занятие искусством не может быть таким себе хобби в свободное от работы время.

Если бы не подвижничество Евгения Чикаленко, не смогли бы писать ни Михаил Коцюбинский, ни Владимир Винниченко.

Знаменитая новелла Коцюбинского «Интермеццо» имеет даже посвящение «кононівським полям». Это Чикаленкова Кононовка, где подолгу гостил писатель.

А уже в последние годы жизни ему смогли назначить даже почетную пенсию. Винниченко Евгений Харлампиевич занимался еще и учитывая земляческие симпатии: они оба были из южных херсонских степей.

Большевистская власть отобрала частную собственность, лишил имений, домов, сахарных заводов. Но инвестиции в культуру оказались беспроигрышными. Обеспечили добрую и благодарную память потомков.